ОТНОШЕНИЕ ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ К СМЕРТИ РОДИТЕЛЕЙ И РОДСТВЕННИКОВ

Информация, полученная от психически больных, показывает, что среди них больше потерявших родителей, чем среди остального населения.

В детском психиатрическом отделении из числа находившихся там боль­ных только 41% воспитывался обоими родителями, причем у 18% пациентов умер один или оба родителя. По мнению И. Лангмейера (1963), наихудшее влияние на судьбу детей оказывает отсутствие материнской любви, так как

341

именно мать создает основу для отношений к людям, для доверия к окружа­ющему миру.

Многие специалисты обнаруживают достоверно более высокий процент (от 7% до 60%) сирот среди психически больных в сравнении с воспитывав­шимися в полной семье. Так, например, среди депрессивных больных сирот оказывается в 4 раза больше, чем в группе психически здоровых. Ранняя ут­рата одного или обоих родителей достоверно чаще встречается у совершив­ших те или иные преступления [Буянов М. И., 1970].

Проблемы, переживаемые во время умирания близкого, очень различают­ся в зависимости от возраста. Имеют значение различия в основах (ядре) личности и эмоциональных привязанностях у детей и взрослых. Младенец целиком зависим от одного лица — матери или замещающего ее человека, обеспечивающего физические и психические потребности. В связи с этим потеря столь значимой фигуры ставит под вопрос его существование, так как без ее поддержки он не может выжить. По своим проявлениям и продолжи­тельности очень разнятся переживания потери родителя в детстве или в под­ростковом возрасте. Однако во всех случаях такая потеря ставит под сомне­ние не только возможность благополучного приспособления, но и саму жизнь ребенка. Когда кто-то оказывается перед лицом собственной смерти, то та­кую ситуацию называют тотальной утратой. Это переживание одинаково тяжело для всех, безотносительно возраста. Тотальная потеря лежит за преде­лами нашего понимания. 3. Фрейд (1912) выразил эту мысль следующим об­разом: «В бессознательном каждого из нас существует убеждение в его соб­ственном бессмертии. Существовать, не будучи живым, не имея объекта любви, немыслимо для человеческого сознания, хотя это может быть понято посредством исключения невозможного и принятием неизбежности смерти».

Реакция маленьких детей на потерю родителя является «анаклитической», т. е. связанной с потерей источника пищи, тепла и защиты. Длительно суще­ствовавшее предположение о том, что дети не способны переживать смерть близких людей, было опровергнуто. Переживания детей определяются поте­рей объекта любви и идентификации, а потому эти чувства утраты оказыва­ются очень глубокими, серьезно травмирующими их психику [Burlingham D., Freud A., 1944].

Тяжесть психотравмы, возникшей из-за утраты родителя, объясняется так­же потерей материнской защиты. В связи с этим первоначально ребенок про­тестует против случившегося, что определяется его страхом одиночества, за­тем горюет и отчаивается, уже понимая происшедшее и, наконец, пытается приспособиться к жизни без близкого человека [Боулби Дж., 1969].

Более поздний подход к пониманию детского горя складывается из пред­ставлений о том, что на первой стадии переживаний дети осознают случив­шееся. На второй — у них исчезает привязанность к любимому человеку, на третьей — появляются воспоминания об умершем родителе и страстное же­лание вернуть его. В дальнейшем наступает стадия идентификации с умер­шим. Трудности приспособления после утраты у детей возникают, если они не имеют реалистического представления о смерти родителя или тогда, когда

в последней стадии они сознательно противятся идентификации, тем самым препятствуя нормальному протеканию процесса горя [Furman E. А., 1974].

Кажется, что невозможно смягчить младенцу стресс утраты матери, как это происходит позже, когда с потерей объекта любви более старшие посте­пенно свыкаются. Смерть матери в младенчестве — тяжелое тотальное пере­живание, слишком близкое к страху собственной смерти, а потому и воспри­нимается как окончательная потеря. Когда в детстве умирает мать, ребенок пытается отвергнуть этот факт посредством фантазии своего всемогущества. Фактически, это сродни с тем, что происходит у взрослых, отвергающих смерть как тотальную потерю.

К. P. Eissler (1969) различает два страха, связанных с угрожающей смер­тью: страх лишиться будущего, сопровождающийся боязнью разрушения психики, души или личности, и страх, относящийся к разрушению тела и исчезновению без опасения потерять личность, т. е. менее тотальное пере­живание. Эти две формы страха смерти очень близки к основным источни­кам тревоги в детстве, страху потери матери, которая удовлетворяет важные потребности или позже — потери ее любви и заботы и страху кастрации или уродования.

D. W. Winnicott (1960) полагает, что тревога в ранних стадиях отношений между матерью и ребенком связана с альтернативой существования или ис­чезновения. При благоприятных обстоятельствах существование младенца на­чинает усложняться, что делает возможным появление мыслей о всемогуще­стве. В этой стадии слово «смерть» не получает соответствующего применения, а термин «смертельный инстинкт» не приемлем для понимания возникаю­щих у ребенка разрушительных тенденций. Смерть для ребенка не имеет смыс­ла до возникновения ненависти к человеческой личности. Смысл понятия «смерть» появляется тогда, когда человеческая личность уже может воспри­ниматься ненавидимой или покалеченной. При этом он понимает, что нена­видимая или любимая личность, кастрированная или иным образом изуро­дованная, остается живой, а не убитой. Очевидно, что фантазии всемогущества возникают в детстве, чтобы защитить ребенка от возможности разрушения его личности, в то время как кастрация или другие формы калечения пред­ставляют для него более приемлемую форму смерти.

При приближении неизбежной смерти близкого человека возникает страх остаться одному. Д. В. Винникотт (1960) пишет, что вдобавок к взаимоотно­шениям между тремя: отцом, матерью и ребенком (Эдипов комплекс) и дву­мя (между матерью и ребенком) имеются еще отношения человека к своему одиночеству. Он указывает, что «способность быть действительно одиноким» основана на раннем переживании «быть в одиночестве в присутствии кого-то еще». Оставаться одиноким в присутствии кого-либо — могло быть в очень ранней стадии развития, когда незрелое «Я» ребенка сбалансировано «Я» ма­тери. С течением времени поддержка матери укрепляет «Я» индивида таким образом, что он становится способным быть самостоятельным без частого обращения за помощью. Быть самим собой рядом с кем-то — это поддержи­вать взаимоотношения между «Я», среди которых, по крайней мере, один «са-

343

мостоятелен». В то же время существование каждого важно для другого. Зре­лость и способность быть самим собой предполагает, что индивид имел шанс, благодаря достаточно теплым отношениям матери, уверовать в безопасное окружение. Эта вера основана на многократном повторном удовлетворении инстинктов. Таким образом, индивид в приближении угрожающей смерти оказывается перед лицом отрыва от членов семьи и одиночеством в соответ­ствии со способностью быть самостоятельным. Когда этой способности ста­новится недостаточно, индивид начинает нуждаться в поддержке «Я» из внеш­него мира, чтобы освободиться от тревоги отделения от близких. Само собой разумеется, что маленький ребенок нуждается в большей поддержке «Я», не­жели старший или взрослый, чтобы быть способным остаться в одиночестве без тревоги.

Реакции ребенка на смерть

Задача оплакивания, связанного со смертью, сводится к ослаблению при­вязанности к родителям. Разрушение эмоциональных связей из-за свершив­шейся смерти близкого начиналось раньше и продолжалось в процессе раз­вития личности в форме отделения от родителей, зависящего не только от возраста ребенка, но и от природы и интенсивности отношений и взаимо­действий между ним и родителями.

Согласно 3. Фрейду (1912), когда жизнь показала, что любимого объекта больше не существует, и реальность подсказывает требование подавить все чувства, связанные с объектом, человек нелегко это делает даже в том случае, когда ему предвидится замена. Это сопротивление может быть настолько силь­ным, что наступает отход от реальности и объект удерживается. При нормаль­ных условиях победу одерживает уважение к реальности. Каждое из вос­поминаний и ожиданий, в которых чувство было связано с объектом, приостанавливается, приобретает повышенную активную силу и на нем со­вершается освобождение либидо. По окончании этой работы печали «Я» ста­новится опять свободным и освобожденным от задержек. Трактовка Фрейда работы печали, вероятно, идеальна и соответствует благоприятным обстоя­тельствам, которые обычно недостижимы даже у большинства взрослых.

Отмеченное С. М. Parkes (1972) появление «фантома мужей» у вдов в фор­ме сильно выраженного чувства присутствия покойного встречается чаще, чем думают. У детей призрак родителя — также нередкое явление, когда пережи­вание печали не приносит облегчения. Задаются вопросом: «Идентичен ли механизм печали у детей и взрослых?» В соответствии с мыслями А. Фрейд (1967) ребенок достигает постоянной привязанности к объекту любви в кон­це первого — начале второго года жизни. Ребенок не привязывается к замести­телю объекта любви так же, как ранее, хотя и может принять его заботу.

Н. Nagera (1970) полагает, что только ко времени, когда отношения с объек­том любви достигают прочности, тогда природа и качество энергии, направ­ляемой на объект может, по крайней мере, в неразвернутой форме сравнено с уровнем, природой и качеством энергии, направляемой здоровым взрослым

к своим ближайшим объектам. Именно эта энергия, которая должна быть отнята от бессчетных воспоминаний об объекте любви, и делает возможным появление энергии новых объектов.

По мнению Дж. Боулби (1969), печаль ребенка, начиная с 6 месяцев, сход­на с той, что наблюдается у взрослых. А. Фрейд (1967), R. Furman (1964) сре­ди других сомневались и утверждали, что лишь ребенок 4—4,5 лет способен к эмоциям горя в ответ на смерть родителя. В то же время А. В. М. Вольф (1958) оценивает возраст начала таких переживаний в 10-11 лет. X. Нагера (1970),

М. Waltenstein (1965), со своей стороны, доказывали, что печаль, описанная А. Фрейд, возможна только после отрыва от родителей в подростковом воз­расте, хотя некоторые ее проявления могут наблюдаться уже в детстве.

Факторы, препятствующие способности печалиться о потере

Теория Р. Фурман (1964) о детской печали должна оцениваться с учетом двух аспектов: способности ребенка оплакивать родителя и факторов, вме­шивающихся в этот процесс. Более того, важно отделить отсутствие явных признаков горя так же, как и возникших невротических симптомов от факта, что ребенок может не иметь способности к оплакиванию. Должно учитываться также большое индивидуальное различие детей разного возраста по их воз­можности переживать утрату.

Способность печалиться у ребенка может зависеть от фазы психического развития во время утраты, а также от его ранних травмирующих переживаний.

Неизбежные разочарования, связанные с оптимальным развитием, не вре­дят так детскому всемогуществу, как психотравмирующие события. Всемогу­щество детей — это вера в то, что будущее окажется благополучным. Если это не удается, то ребенок останавливается в развитии и даже возвращается назад к безопасному прошлому или к ранним фантазиям всесилия. Предшествующие психотравмирующие переживания и отсутствие постоянной безопасности уменьшают способность ребенка печалиться из-за утраты близкого. Некоторые обстоятельства, возникающие во время траура, также могут уменьшить спо­собность оплакивания. Очень разнятся переживания горя у детей, живущих дома в знакомой обстановке, и тех, кто помещен в детские учреждения.

Мало известно о продолжительности горя ребенка, когда мать временно или навсегда покидает дом, а ребенок остается. Предполагают, что, если род­ственники поддерживают ребенка в его печали, понимают ее, не отвергают его переживаний, он способен оплакивать родителей. Н. Deutsch (1937) опи­сала феномен безразличия, который дети часто демонстрируют после смерти любимого человека. Отмечено также, что до подросткового возраста дети не способны печалиться так, как это наблюдается у взрослых. Указывают на воз­можность появления у детей сходных переживаний, но при этом подчерки­вают, что многое в поведении взрослых в траурных обстоятельствах обуслов­лено ситуацией, традициями и ритуалами. Маленький ребенок не улавливает смысл такого поведения, и потому оно для него не становится объектом под­ражания.

345

T.-B. Hagglund (1976) наблюдал реакции на смерть матери у троих детей: 5, 7 и 11 лет. С поддержкой взрослых они были способны выразить их глубо­кое горе и словесно и эмоционально, а также в форме фантазий о приближа­ющейся смерти матери. После ее смерти эти фантазии надолго оставались в памяти, обнаруживая глубокую тоску детей. Несколько позже они пели вме­сте, отражая в песнях мысли о своей покойной родительнице. Они хранили многочисленные воспоминания о ней, но были способны привязаться к ма­чехе без всякого признака раздвоения чувств или их идеализации. Мы дума­ем, что если семейная поддержка в общих горе и радости создают поддержку личности детей, то это облегчает переживание потери любимого существа.

Потеря родителя у детей нередко приводит к психическим расстройствам: снижению настроения, нарушениям сна, ночным кошмарам, отказу от еды, уменьшению массы тела, головным болям, болевым ощущениям в теле, по­тере интереса к учебе и другой активности, отказом от посещения занятий и поведенческим расстройствам [Eerdewegh M., 1985].

Наряду с эмоциональными расстройствами, могут возникнуть и интеллек­туальные трудности [Arthur В., Kemme M. L., 1964]. В некоторых случаях вме­сто непосредственных реакций на смерть родителя наблюдаются отдаленные, иногда спустя год, проявления горя [Barnes J., 1964].

Потеря близкого человека сказывается как на непосредственных пережи­ваниях детей, так и на развитии личности в последующем. Вначале наиболее часто возникают безразличие, депрессия, а затем утрата памяти, страхи, рас­стройства сна, вялость или же нарушения общения, трудности в учебе, конф­ликты с окружающими [Фурман Е. А., 1974]. Описываются также и более се­рьезные формы расстройства общения, укладывающиеся в клиническую картину аутизма. Искаженное развитие личности, возникшее вследствие по­тери родителя, способствует в последующем появлению депрессивных состо­яний [Beck А. Т. et al., 1963].

Чтобы оценить характер возникающих у детей реакций в ответ на стресс потери родителя, нами [Исаев Д. Н., Мартынова М. Ю., 1994] были изучены 28 детей от 2,5 до 14 лет. Из общего числа детей 23 ребенка потеряли отца, 4 — мать и одна девочка пережила утрату обоих родителей. 12 человек погибли от насильственной смерти в результате нападений, пожаров, автомобильных катастроф и т. д., 11 родителей умерли вследствие болезней, 6 — завершили жизнь самоубийством.

Оценка реакций детей на потерю родителя проводилась среди тех, кто ле­чился в психиатрическом стационаре. В связи с этим в наше поле зрения по­пали дети с наиболее тяжелыми последствиями пережитого стресса. По-ви­димому, тяжесть этих реакций у наблюдавшихся, а в связи с этим и поступление в больницу, могут быть объяснены наследственной отягощенностью психи­ческими расстройствами (у Юдетей), органической неполноценностью (у 12), отставанием в развитии (у 6), хроническими соматическими заболеваниями (у 7), а также неблагоприятным психологическим климатом в семье (у 11).

У всех детей, за исключением одной девочки, возникли явные признаки переживания утраты. При этом у 17 были выраженные аффективные расстрой — ства. Из них у 12 в клинической картине преобладала депрессия. Снижение настроения сочеталось с диссомнией, устрашающими сновидениями, часто отражающими трагические обстоятельства, деперсонализацией печальными воспоминаниями, плаксивостью. У остальных 5 детей на первом плане были симптомы тревоги и страха. Дети боялись одиночества, темноты, беспричин­но тревожились, плакали, не находили себе места, были в состоянии двига­тельного беспокойства. У 5 ребят реакциями на потерю родителя явились мутизм, гемипарезы, аффективные приступы в виде характерных «истеричес­ких дуг», насильственный «лай», расстройства восприятия, отражающие си­туацию. Трое детей на смерть родителя отреагировали отказом от еды, по­пыткой повеситься, высказываниями о нежелании жить. Двое ребят стали аффективно взрывчатыми, агрессивными к оставшемуся в живых родителю и родным, жестоко избивали братьев и сестер.

Пять детей, потерявшие своего родителя в возрасте до 5 лет, отреагирова­ли депрессивным состоянием в трех случаях и тревожным в двух случаях. Из 10 детей, переживших стресс потери в возрасте между 5 и 10 годами, 4 — про­реагировали депрессией, 4 — истерической симптоматикой, 1 — агрессией и еще 1 разнообразными страхами. Среди 13 детей 11 -13-летнего возраста у 5 в связи с потерей родителя возникла депрессия, у 3 — были суицидальные мысли и намерения, у 2 — астения и еще у 3 — агрессия, тревога и истерические про­явления.

У половины обследованных детей были выявлены психогенные реакции и неврозы, по существу являющиеся посттравматическими стрессовыми рас­стройствами, связанными с потерей родителя. У четверти были диагностиро­ваны психозы, и смерть родителя почти во всех этих случаях явилась прово­кацией эндогенного заболевания. У 3 пациентов констатированы изменения личности и поведения, еще у 3 — задержка психического развития и у 1 — эпилепсия.

На основании полученных материалов можно сделать вывод о серьезной опасности для психического благополучия детей такого стресса, как потеря родителя. При неблагоприятном преморбиде и ситуационных трудностях этот стресс переживается особенно тяжело. Тяжелые переживания при этом могут стать началом хронических нервно-психических расстройств, на длительное время декомпенсирующих детей.

Отклонения в формировании детской личности после смерти одного из родителей объясняют нарушением психологической атмосферы в семье. Эти последствия наиболее выражены, когда ребенок теряет родителя на фоне уже имеющегося распада семьи, на 3—4-м году жизни, или если пол умершего родителя совпадает с полом ребенка [Раттер М., 1984]. Особый риск для ду­шевного здоровья девочек представляет потеря матери до завершения возра­ста полового созревания.

Возникновению психических расстройств у детей способствует внезапность смерти родителя, возраст самого ребенка и его восприятия семьи после потери.

Формирование реакций детей на потерю, наряду с их способностью пони­мать значение факта смерти, зависит от их характера и уровня психосексу-

347

ального развития. Чем старше дети, тем лучше они приспосабливаются после смерти родителя. В то же время нередки описания переживаний детей, не достигших 3-летнего возраста. Дж. Е. Хеменвей (1978) утверждает, что для оформления реакции на потерю не имеет большого значения, в какой стадии развития находится ребенок. Более важным она считает наличие или отсут­ствие религиозного мировоззрения родителей, которое сказывается в приня­тии или неприятии случившегося в течение глубокого психологического кризиса.

Потрясения детей из-за потери родителя усугубляются в том случае, если он погиб в результате самоубийства. Наряду с горем, свойственным утрате родителя в связи с другими причинами, возникают и дополнительные пере­живания, связанные с предрассудками, традиционным неприятием, осужде­нием, замалчиванием или пересудами людей, окружающих совершившего суицид. Все это обременяет оставшихся членов семьи и нарушает нормаль­ный процесс оплакивания.

В качестве положительного момента, способствующего лучшему приспо­соблению к утрате, называют наличие в семье бабушек и дедушек.

Нельзя не согласиться с тем, что трудности ребенка, потерявшего родителя, утяжеляются из-за того, что еще не выработаны психологические инструмен­ты, которые могли бы помочь правильно оценить его состояние, из-за отсут­ствия критериев нормального или аномального переживания горя [Юниц — кийВ. А., 1991].

В связи со сказанным особенное значение приобретают наблюдения за детьми и подростками, пережившими утрату близких, и их психологическая и психопатологическая оценка.

М. Дж. Варне (1978) описывает у детей несколько вариантов реакций на смерть родителей. Реакция на смерть в форме психосоматических симптомов проявляется в остановке и неровности развития, что связывается с невозмож­ностью изменения детских фантазий из-за недостатка жизненного опыта. Утрата навыков как результат реакции на смерть может, в частности, проявить­ся в неспособности управлять сфинктером прямой кишки. Реакция на смерть может обнаруживаться такими расстройствами поведения, как агрессивность, непослушание, нарушение режима, сочетающихся с изменениями настрое­ния и бурными эмоциональными разрядами. Встречаются и абсолютно не­благоприятные последствия потери родителя, приводящие к попыткам само­убийства, что находит объяснение в чрезмерно сильной идентификации ребенка с родителем обычно того же, что и умерший, пола и желанием вер­нуть последнего любыми средствами, например «встретившись с ним на не­бесах» [Gauthier Y., 1965]. Другое объяснение наблюдавшихся суицидальных попыток у переживающих потерю родителя детей сводится к тому, что их не­зрелое «Я» не способно принять факт смерти близкого человека, а это делает невозможным для них справиться с психической травмой.

Маленькие дети не способны прямо сформулировать волнующие их воп­росы. Они пытаются преодолеть разрушающие их психику конфликты через символическую игру или посредством рассказов. На усиление ядра личности

ребенка, потрясенного утратой, требуется много времени. Наиболее часто используемым детьми всех возрастов защитным механизмом оказывается от — вергание смерти, даже если они имеют понятие о ней. Переживаемое ребен­ком потрясение доводит его до неспособности понимать случившееся в тече­ние значительного времени. Этому очень способствует логическое мышление, а также фантазии могущества и желаний, свойственные детскому возрасту. В течение различной продолжительности времени у ребенка сохраняется на­дежда и ожидание возвращения любимого родителя. Эта реакция на утрату является нормальной для личности с незрелым ядром, каковой является ре­бенок. Взрослым в процессе развития детей приходится постоянно исправ­лять непонимание происходящего с ними и вокруг них. Во время пережива­ния утраты такая поддержка особенно необходима.

Реакция подростков на смерть родителя или члена семьи

Из-за большей зрелости «Я» подросток лучше способен совладать с при­обретенным пониманием конечности жизни. В отличие от маленького ре­бенка он не так сильно зависит от матери и отца. Он постепенно утрачивает эмоциональные связи с родителями, у него возникают привязанности к свер­стникам и к взрослым за пределами семьи. Однако ошибочно думать, что от­ношение к потере определяется только хронологическим возрастом.

X. Дейч (1967) указывает на то, что у подростка в процессе формирования идентичности возникает много более или менее тяжелых отклонений. Общее расстройство идентичности и чувство недостаточности единства «Я» дости­гает наивысшей степени в болезненном вопросе подростка «Кто Я?»

В течение этой возрастной фазы при ее нарушении может повториться одна из ранних фаз, оживятся неразрешенные конфликты и остановится развитие.

Подростковые реакции и преодоление трудностей крайне разнообразны и уникальны у разных индивидов. Часто только во время критических ситуа­ций возможно наблюдать приспособление и оценить, как хорошо «Я» может справляться с тревогой. Потеря родителя, брата или сестры не может автома­тически привести к заболеванию. Степень воздействия утраты близкого на психологическое развитие подростка определяется завершением формиро­вания влечений, качеством отношений с окружающими и степенью зрелости «Я», достигнутой к моменту смерти члена семьи. Потеря объекта любви, не являясь болезненной, может стать ядром, вокруг которого ранние конфлик­ты и латентные патогенные элементы организуются [Laufer M., 1966].

У подростков нередко возникают условия для суицидального поведения. Иллюстрацией может быть случай, представленный М. Д. Варне (1978).

15-летняя девочка совершила попытку самоубийства спустя 4 месяца пос­ле смерти своего отца. Она была его любимым ребенком с раннего детства. Отец, будучи преступником, имел плохую репутацию в семье. Это еще боль­ше сближало его с дочерью. Она не преодолела привязанности к отцу и пото­му не получала удовлетворения от общения со сверстниками. Хотя она была предана своему отцу, она двойственно относилась к преступлениям отца, так

349

как его поведение сказывалось на ее репутации в школе. После смерти роди­теля она очень по нему тосковала и желала воссоединиться с ним даже в смер­ти. Другим фактором, приведшим к самоубийству, была агрессия к отцу из-за своей идентификации с его преступным поведением и желанием наказать себя за это смертью. Непосредственно перед суицидальной попыткой она выска­зала свою веру в бессмертие, что раньше не было частью ее мировоззрения и не соответствовало представлениям окружающих.

Знакомство с подростками, проявляющими возобновившийся интерес к бессмертию, или сосредоточение на этой проблеме показывает, что их борьба с интенсивными тревогами приводит к одному из острейших парадоксов жиз­ни, когда на пороге взросления они чувствуют угрозу своему существованию. Предполагается, что может быть два пути преодоления этой специфической тревоги — либо реальные достижения в жизни, либо уход в мир фантазий, т. е. или слава и бессмертие в земном смысле, или духовная жизнь.

Нормальный интерес к бессмертию, являющийся частью развития лично­сти, может иногда служить защитой, помогая преодолеть ужас смерти, избе­жать печали и увековечить фантазии в физической нетленности. Религиоз­ный смысл этой проблемы обычно в этом вопросе не имеется в виду. Большая значимость смерти в жизни подростка может привести его к суицидальным мыслям, в особенности, если он негативно относится к возможности духов­ной жизни.

Другой нормальный процесс психологического развития — формирование устойчивой личностной идентичности может быть разрушено, если подрост­ку не удается дифференцировать себя с тем, кто умер. Во время этого периода группа в целом и сверстники в отдельности играют большую роль. Либо под­росток будет идентифицировать себя со здоровыми и более зрелыми членами группы, либо временно будет идентифицировать себя с больными, что явля­ется всегда возможным риском и зависит от многих факторов — его понима­ния реальности, силы его «Я» и уровня тревоги.

Нередко подростки имитируют и идентифицируют себя с лицами ближай­шего окружения. Это особенно существенно, когда идентификация проис­ходит с тем, кто умер. Слишком тесная идентификация может привести к су­ицидальным попыткам. P. Bios (1967) отметил, что в возрасте начала полового созревания группа, в которой находится подросток, служит поддержкой для тех, у кого имеются недостатки, в особенности, если это относится к телесно­му образу. Чтобы преодолеть тревогу, связанную с этим, подросток часто ста­вит себя в опасные ситуации так, как будто он проверяет себя, свое тело, из — за которого он обеспокоен. Подростки очень нуждаются в эмоциональной поддержке и возможности словесно выразить свою озабоченность так, чтобы неправильные представления о смерти могли быть откорректированы. В этом часто помогают сверстники и (или) взрослые, связанные с группой — учите­ля, священники и лидеры молодежи. Большинство подростков имеют лучшие возможности по совладанию с переживаниями смерти близкого человека в сравнении с маленькими детьми. Они более способны преодолеть непосред­ственные трудности, связанные со смертью, переживать случившееся собы-

350

тие, отреагировать полностью и продолжать эмоциональную жизнь в соот­ветствии с их зрелостью. Они играют более активную роль на похоронах и участвуют в поминках, помогают в таких мероприятиях, как сборы пожерт­вований на исследование и уничтожение определенных болезней. Их воспо­минания и траур деятельны, они помогают им выжить и лучше справиться с горем.

Имеющиеся представления о реакциях детской психики на потерю близ­кого человека и наши собственные наблюдения позволяют высказать неко­торые общие соображения.

Отношение ребенка к смерти родителя определяется многими факторами: завершением формирования у него понятия смерти, эмоциональной зависи­мости от умершего, пола последнего, отсутствия или наличия поддержки дру­гих членов семьи, предшествующих психотравмирующих переживаний, сте­пени зрелости личности ребенка и др.

Существуют обстоятельства, препятствующие возникновению реакции печали, нормальному ее течению, ее положительной роли в приспособлении к жизни без умершего родителя.

Потеря близкого человека может сказываться на состоянии психики ре­бенка непосредственно после случившегося или по прошествии времени. Это могут быть преходящие расстройства или стойкие изменения личности. Зна­ние всех этих обстоятельств — необходимое условие для предупреждения у детей тяжелых психических расстройств и помощи ребенку непосредственно после смерти родителя и в течение значительного времени после утраты.